— А из какова ты году?

Вообще-то, Женька сама собиралась это у него уточнить, а новоявленный земляк её опередил.

— Из две тыщ пятого, — ответила она. — А вы?

— Из тыщ девятьсот восемьдесят девятого, — выдохнул он, вместе с перегаром.

Сам этот факт абсолютно указывал на его происхождение. Сомнений не оставалось. Вот только бы встретиться с таинственным куратором и попытаться из него что-то вытрясти, раз из Грегори не получается.

— Так отведёте? — переспросила она.

Он кивнул.

— Тока у меня смена не кончилась ищё. Попозже.

— Лады, — ответила Женька. — Я тоже на работе… Ой, а зовут вас как?

— Петрович… Николай Петрович.

— А меня — Евгения.

Они договорились встретиться на том же месте в семь, и он принялся с матами собирать рулоны.

Да уж, встреча получилась не такой радостной, как она себе представляла. Похоже, дмерхи всё сделали для того, чтобы похищенные не только не встречались, но и друг другу не доверяли.

«А вдруг не придёт?» — засомневалась Женька, заканчивая терапию с окезом. — «Ну, хотя бы знаю, где он работает».

Она вернулась в службу и приняла оставшихся посетителей. Зашла к себе и переоделась. Всё-таки лучшая одежда для доков — это брюки. Внутри тихонечко ёкало. Какой-то вертлявый червяк поселился в груди и крутился, извивался. Женька страшно волновалась, так, что ладони вспотели.

Николай Петрович ждал её на складе, за рулонами. Как и был в робе, и… в тёмных очках. Шпионские страсти!

— Женя? — нарочито серьёзно уточнил он.

— Я самая, Петрович.

— Идём, у меня тута каптёрка неподалёку.

И провёл землячку через пустой цех. Они прошли мимо аппаратной, завернули в коридорчик, и Петрович толкнул обитую изоляцией переборку. Переборка отъехала, открыв комнатушку без окон, освещённую микроновыми лампами. Комнатушка была захламлена вещами непонятного назначения и загромождена ящиками. Вдоль стен протянулись стеллажи с запчастями. Посреди каптёрки торчал стол, уставленный металлическими кружками, и валялись табуретки; у стены притулился топчан. В глубине комнаты болталась штора из полиэтилена или чего-то идентичного.

— Моисеич! — позвал Петрович. — Привёл.

Штора отъехала, открыв другого мужчину — в сером халате, увеличительных очках, перчатках и со скальпелем в руке. А за его спиной виднелся операционный стол, на котором вытянулся человек. Он лежал неподвижно, запрокинув голову, а из живота у него торчали внутренности…

Глава 25. День сорок второй… Полный неожиданностей

Как выяснилось позже, это был не человек, а всего лишь андроид. И не скальпель, а плоскостная отвёртка. Но сначала двум напуганным бедолагам пришлось приводить гостью в чувство нашатырём. Как в двадцать пятом веке у них отыскался нашатырь, Женька даже и не спрашивала. Хотя потом оказалось, что был он в кармане у Петровича, когда того похитили. Другой вопрос, что он там делал и как бутылёк не изъяли при похищении? Женьке только одежду и оставили.

— Шоже ты такая впечатлительная? — сокрушался Петрович.

— Не видела барышня андроида в разобранном виде, — пожимал плечами Моисеевич. — Со всяким бывает.

— Угу, с кем не быват, — соглашался Петрович, — всяко и разно.

Петрович был слесарем высшего разряда, на пенсии. Он так рассказал историю своего похищения:

— Сижу я значица на кухне, супружница моя ушла по магазинам… Пью чай, закусываю…

— Чай? — усмехнулась Женька.

— Ну, коньячку туды капнул, для бодрости. Жена, знашь, у меня строгая насчёт ентого дела. Смотрит, кабы чего. Ну я-то знаю, где она прячет. А ни-ни, так, душа иногда просит. На пенсии жешь, одна радость…

Глаза у Петровича осоловели, и он ударился в воспоминания.

— А дальше что? — напомнила ему Женька.

— А чё дальше? Сижу, значица, на кухне, звонят, в дверь. Иду открывать, пенсию, значица, должны принести. Открываю, а там шпендик такой, почтальон. «Вам, — грит, — посылка». Взял я ручку, шоб расписаться, значица, и всё… Шум, гам, и я незнамо хде…

А Рал славно постарался. Или это был другой маркафи? Кто знает, сколько их на службе у дмерхов?

— А на ручке случайно не было камушков? — поинтересовалась Женька.

— Да не помню я! Можа и были. Дык, очнулся в космосе, на корабле ихнем. Там и Моисеич был. Сказали, «куратор, от него ни на шаг». А чё каво, значица, поди разберись… Притащили сюды. Работай, грят, а тута енти… оранжевомордые… Во!

Он живописно растопырил пальцы над головой, имитируя окезский гребень.

— Жутко по первости *трёхэтажный*!

Моисеевич поморщился.

— Что ж ты, Петрович, при барышне?

— Дык, она грит — теперича это пароль.

Моисеевич вопросительно глянул на Женьку. Она лишь пожала плечами.

«Выходит, Грегори мой куратор, что ли? — подумалось ей. — Почему мне не объяснили?»

С Моисеевичем оказалось ещё запутанней. Его похитили из начала двадцать второго века. Он был русским евреем. То есть, папа Моисеевича был евреем из Одессы, а мама — русской. Жили они в Сибири. Моисеевич работал инженером по робототехнике. Женька надеялась, что он хоть что-то знает, но, увы.

— Честно, барышня, — разводил руками Моисеевич. — Я такой же похищенный, как и вы. С чего мне вас обманывать?

Да, похищенный. И почему-то из двадцать второго века… То, что Грегори что-то скрывал, Женька была уверена. Но возможно, Грегори тоже не всё знал. Женя сопоставила факты и пришла к выводу, что хитрые дмерхи выдавали каждому по кусочку, по клеточке, будь он похищенным или куратором, или и тем, и другим. Ровно столько, сколько им, по разумению дмерхов, полагалось знать. Какова их стратегия? Что они замышляют? Вот если бы землянам из прошлого собраться вместе и сложить воедино кусочки мозаики… Был бы толк?

Однако у Моисеевича обнаружилось некое преимущество, как у куратора. Его похитили сами дмерхи. Он мельком видел их и слышал обрывок разговора.

— Какие они? — допытывалась Женька.

— А никакие, — отвечал Моисеевич. — Как будто из воздуха, только более плотного. И видимые, и невидимые. Не видно очертаний. Сгустки какие-то полупрозрачные. То ли маскировка такая, то ли такие и есть. И двигаются, как привидения. Только мотался здесь, а смотришь — нет уже.

— А что вы слышали?

— Один пробубнил другому: «Эту партию мы выиграем…» И всё.

Женя задумалась. Как джамрану удалось раздобыть языковые коды дмерхов? Или дмерхи намеренно говорили по-русски. Она высказала свои соображения Моисеевичу.

— Они не говорили, — вздохнул Моисеевич. — Я их будто в голове слышал… Потом, словно канал перекрыли. И ничего не объяснили. Мол, надо за Петровичем следить и работать. Инженером, как и в прошлом.

Новая загвоздка и куча домыслов. Впрочем, Женьку ожидали сюрпризы и покруче.

— Сдружились мы, — расплылся в улыбке Петрович. — А как не сдружиться? Моисеич мастер на все руки, да я тож не промах…

Слесарь вдруг засуетился, потирая ладони.

— А надо бы нам это дело отметить.

— Давай, — улыбнулся Моисееч. — Давление только проверь. А то, как в прошлый раз.

— Сделаю, — ответил Петрович, выудил из-под стола пустую бутыль и скрылся за ящиками. Оттуда раздалось смачное бульканье, Петрович вернулся с полной бутылкой и водрузил её на стол.

Женька, хлопая глазами, смотрела на прозрачно-зеленоватую жидкость и горлышко, заткнутое чистой скрученной тряпицей. В душе зародились подозрения.

— Что это?

— Крокодильи слёзы, — с гордостью ответствовал Петрович, собирая со стола грязные кружки. — Собственного производства.

— Скорее уж зелёного змия, — пробормотала Женька, догадываясь, что это самогонка, и ломая голову, откуда.

Петрович щедро выложил на стол закусон: батон хлеба, огурцы, соль, лук, ломти протеиновой колбасы.

— Эх, селёдочки бы…

Расставил стопки — прозрачные колпачки от аварийного реле. Само реле в развороченном виде лежало в углу.

По ходу раскрылась тайна «зелёного змия», когда Петрович снова отошёл за ящики и пригласил Женьку взглянуть. Там, замаскированный ящиками вызывающе змеился самогонный аппарат. Как в кино или на картинке. Из чего мужики его смастерячили для Женьки недолго оставалось загадкой.