Двигались мы уверенно, и не сбавляя хода. Фалько правил одной рукой, а другую не отнимал от рукояти своего меча. Я на всякий случай разложил перед собой снадобья и записи, самые экстренные, быстрые и действенные, а низкорослик вооружился половником и засел в углу, готовый, по его мнению, отразить вообще любую атаку. В и без того мрачном лесу темнеет быстро, и спустя пару часов движения, пришлось запалить фонарь и выставить его вперед на палке, настолько быстро и плотно тьма заполнила собой все вокруг. Пришлось даже снабдить масляный фитиль магией извечного огня, колдовством простым, но очень действенным, не раз меня выручавшим. Полученного света тоже не хватало, и удавалось высветить пару десятков метров вперед, ровно столько, чтобы не сбиться с пути и не загнать нашу лошадку в лес, где та неминуемо повредила бы себе ноги. Еще через час дорога разделилась, и мы с сомнением остановились на развилке. Извечный лес, штука очень странная. В этом я не раз убеждался. Природное чувство направления подвело нашего гнома, и он только развел руками.

— Не знаю я куда ехать. Нет этого пути на карте, да и не чувствую я тут направлений. Я тебе честно признаюсь, хозяин, вскоре ведь и низ с верхом путать начну.

Фалько согласно кивнул и спрыгнул на землю.

— Предлагаю встать на развилке до утра. В такой темени мы невесть куда забредем.

— Ночевать? В эльфийском лесу? — Охнул Коба. Руки его затряслись, глаза увлажнились. Гном готов было сорваться в штопор паники, откуда вытащить его порой бывало очень сложно. Вот только мне орущего в припадке низкорослика сейчас не хватало.

— Да ладно тебе, дружище. — Попытался я его успокоить. — Не переживай. Если бы эльфы что худое удумали, то давно бы это сотворили. Мы тут как котята слепые, со своим огнем.

— Да не в эльфах дело. — Фалько стоял рядом и внимательно вслушивался в ночную тишину. — Эльфы, они народ особенный, но не особо и злобливый, если им не докучать, да на добро не зариться. Сам лес плохим славен. Столько тут магии понамешано, что порой лезут в этот мир самые мерзкие твари, и ночь для них благостна.

— Чудищ ждем. — Решил Сатана. Сев на краю светового пятна, он обвел тьму взглядом.

— Ждем. — Я поднял с земли ветку. — Надо бы костер развести. Магия всем хороша, кроме того, что ее подпитывать надо, а живое пламя выручает.

— Чем же это? — Поинтересовался Коба.

— Да хоть бы теплом.

На обустройство лагеря ушло больше часа. Вырыли яму под кострище, обложили валунами. Камни, очищенные ото мха были сколькие и норовили выскользнуть из пальцев, да приземлиться на ногу. Кое — как удалось найти сухой хворост. Думали сначала нарубить молодых деревьев, да таковых поблизости не нашлось, а блуждать по абсолютному мраку никто не вызвался.

Ближе к середине трапезы стало ощутимо холодно. Трава и мох вокруг покрылись инеем. Где — то в глубине чащобы забилось что — то, заклокотало, и по лесу пронесся тоскливый вой.

— Волки? — Насторожился я, ощущая, как липкое ощущение страха зарождается где — то в глубине.

— Может и волки. — Коба боязливо поежился, — но слышал я, что тут только то приходит, чего ты больше всего в жизни боишься. Есть в тебе потаенный страх, который ты внутри прятал, да от чужих глаз берег, так вот он и пожалует.

Первым на пост заступил Фалько, а мы с низкоросликом расположились около костра, закутавшись в плащи. С одной стороны, подпекало от жаркого пламени, с другой морозило лесной чернотой, приходилось вертеться, чтобы получить хоть толику комфорта, так что, когда подошла моя смена, я даже обрадовался. Хлопнув по плечу принца, я уселся на его место около костра и подкинул сухих веток.

— Слышал, что? — Поинтересовался я у устраивающегося на ночлег товарища. Тот только отмахнулся и надвинул капюшон на глаза.

Как это произошло, я уж и не знаю. Вот я сижу, наблюдая, как пляшут рыжие искры на поленьях, грею ладони о живительное пламя, и в тот же момент все будто оборвалось. Стало вдруг тихо и пустынно. Крупные хлопья пепла начали сыпаться откуда — то с неба и в считанное мгновение покрыли все вокруг. Серые деревья, кусты, потухший вмиг очаг. Я даже не понял, что остался один. Друзья мои, находившиеся рядом, истончились и исчезли, оставив после себя пепельные следы, и даже инфернальный кот куда — то подевался. Тишина, вот что осталось, однако и тишина эта была особенной, громкой, пронзительной. Такой что уши зажимаешь, лишь бы ее не слышать, сжимаешь веки до боли, хочешь свернуться калачиком на земле и переждать, пока пройдет это наваждение. Ан нет, не проходит. Легкие жжет, то ли пламенем, то ли льдом. Ощущение непоправимой потери накатывает вслед за страхом, и бег этого чувства становится стремительным.

Впереди появилась фигура. Ее нечеткие очертания некоторое время не позволяли мне понять, что это, или кто, и только когда до фантома осталось пара десятков метров, я различил бледное лицо, тонкие, почти аристократические черты которого, были чем — то омрачены. Белесые волосы, почти незаметные белые брови, грубое черное одеяние, подпоясанное простой веревкой. Это был Кот, тот самый маг, чародей, некромант, чье место я так внезапно и прочно занял, взвалив на свои плечи непосильную ношу по спасению этого мира. Будто своих хлопот было мало. Интересно, чего же это он пожаловал? Ведь нет его, как нет меня на его месте, он растворился где — то в потоках энергии, сознанием своим, затерявшись в тонком лимбе межмирья и превратившись в чистую энергию. А может и не так все вышло? Вдруг, метнулось истерзанное, воспаленное сознание, да осело в черепе у какого существа.

Кот остановился, шагах в десяти, стянул капюшон. Белесые волосы рассыпались по плечам.

— Ты кто? — Выдавил я, вдруг ощутив, будто окунул меня кто в густой сироп. Руки и ноги слушались, но с трудом, движения были вялыми и медленными, слова глухо перекатывались в гортани и нехотя покидали рот.

— Я? — Фантом улыбнулся, показав ряд удивительно белых зубов, редкость в этом краю. — Я, только то, что ты можешь знать. Но что ты знаешь, Котов?

— Я маг. — Выдавил я, но слова эти отразились усмешкой на лице альбиноса.

— Ты тот, кто ты есть, Котов, произнес настоящий Серый Кот. Ты то, что ты из себя представляешь, и не больше. Ты и правда измыслил сойтись с Черным Вороном и выйти из этой схватки победителем?

Бой с самым могущественным некромантом этого мира, психопатом и социопатом, в довесок, в мои ближайшие, да и отдаленные планы не входил.

— Я не хочу с ним драться. — Выдавил я. Слова нехотя покинули меня и покатились в воздухе, разгоняя гигантские хлопья пепла.

— Но ты занял мое место, и потому должен…

— Я не хотел. — Я почувствовал движение воздуха в своих легких. Кислорода явно не хватало. Наверное, я уснул и теперь брежу, или надышался чего, местного, эльфийского.

— Никто не хотел. — Кот беззвучно рассмеялся. Его слюдяные пустые глаза застыли, не отражая эмоций, и только тонкие бледные губы изогнулись в усмешке. — Но все должны, обязаны. Мы будто планеты, движемся, каждый по своей орбите, и только самый страшный катаклизм может помешать нам следовать по предначертанному пути. Мы привязаны к потоку энергии, как марионетка к ниточке, за которую дергает кукловод. Свобода — это иллюзия, правда — это точка зрения, победа — необходимость.

— Необходимость этого мира — отсутствие угрозы.

— Смешно. Ты забавный. — Кот снова улыбнулся. На этот раз вышло у него как — то грустно. — Нигилизм — величина постоянная, наряду с созиданием. Горт есть Март, а ось магическая, не что иное, как нужда. Не будет Ворона, придет другой, а там, не ясно, что хуже.

— Что ты хочешь сказать? — Не выдержал я. Попытавшись встать, я покачнулся в вязком воздухе, и начал заваливаться на бок.

— Горт бьет Марта, Март бьет Ворона, Ворон бьет Кота, и только первому доступно все. Крыло, его распростертое над материком, вновь закроет солнце, и быть посему.

— Что ты имеешь в виду?

— Крылья, крылья первого…

Я ударился о землю и проснулся, почувствовав щекой мокрую от росы траву. Плотным строем наш крохотный лагерь обступили эльфы. На лицах их была неприязнь, а за спинами воинов поднималось солнце, карабкаясь красным лучом по восточному краю неба. Начинался новый день, а с ним и новые неприятности.