Ланн вздохнул: боевая концентрация прошла, и сейчас накатывало сожаление. «Не люблю убивать женщин». Привычно встряхнув головой, он выбросил из неё всё лишнее и он поднялся из оврага. Сейчас он собирался пересечь Старую Чащу, путь через неё займёт не меньше недели, да и места эти слыли гиблыми. С северной стороны Чаща граничила с Пустыми Землями, давно брошенными людьми и сейчас населёнными лишь разного рода тварями, порождениями древней магии. На юг уходила до Улонских озёр и южного тракта, соединяющего земли Тарсфола с вольными баронствами.
Судя по рассказам отца, когда-то исходившего на своих двоих всё королевство, Старая Чаща было единственным местом, куда он так и не сунулся. Уж больно жуткие слухи ходили об этих местах у бывалых охотников. В целом это было определённо не то место, куда Ланн бы направился по своей воле, но оно идеально подходило для того, чтобы пропасть на пару недель, пока его разыскивают по всему королевству. Барон не допускал сомнений в том, что он оттуда выберется, сейчас его Воля должна быть крепка, как никогда. К тому же он пообещал себе обязательно встретится с Айром в памятном форте Равен.
Молодой барон споро зашагал на запад, под кроны высоких дубов и вязов.
Ближе к полудню Ланн как будто пересёк незримый барьер, отделяющий обычный лес от Старой Чащи. Сначала изменился воздух, привычные запахи леса стали ярче, насыщеннее, живее. В этом месте не чувствовалось обречённости Пустых Земель, а от обычных лесов королевства Чаща отличалась так же, как хищный волк отличается от смирного сторожевого пса. Издревле люди подминали окружающую их действительность под себя, с помощью орудий труда или магии. Это место было иным. Оно не привыкло к человеку. Старой Чаще на человека было плевать, она жила по своим законам, что возникли гораздо раньше, чем человек.
Незримое давление древности обрушилось на плечи барона, он словно шёл по руинам старого и забытого мира. Природа вокруг тоже стала постепенно меняться. Обычные и привычные деревья и кустарники постепенно вытеснялись такими, какие прежде Ланн не видел. Гордые и величественные стволы их тянулись вверх на десятки метров и сходились кронами высоко над его головой, погружая всё вокруг в таинственный полумрак в котором груды валежника и бурелома чередовались с ощетинившимися иглами зарослями.
А ещё в этом лесу витало что-то… Похожее на Волю. Закрывая глаза, он ощущал вечное движение вокруг. Обволакивающее и увлекающее за собой. Хищник и жертва, жизнь и смерть, вечный цикл взывал к первобытным инстинктам, что были отринуты людьми. Человек, обладающий волей, — прежде мира всегда видит себя. Именно его Я для него первично. Этот лес пытался изменить его, заставить его жить по его законам. «Прямо как отец», подумал с усмешкой барон.
Остановившись в проглядине, где ветви высоко над головой открывали небольшой участок голубого неба, Ланн решил разбить лагерь, чтобы немного передохнуть. Даже просто путь по лесу был сопряжён с многими трудностями, но сейчас к ним добавлялось ещё и это непонятное давление. Чаща не пыталась изменить лично его, она пыталась изменить вообще всё, что попадало под её полог.
Наскоро перекусив остатками дичи из лагеря охотников, барон прислонился спиной к стволу дерева и прикрыл глаза, уходя в себя, и до предела обострил восприятие. Его собственная Воля окутала его изнутри, поднимаясь из глубин сердца, очищая его тело и разум от чуждого влияния, так же как недавно сам Ланн очистил трофейное оружие. Юноша начинал понимать, почему люди старательно избегают этого места: оно заставляло их вспомнить, что значит быть зверями. «Я есть я, и нет во мне ничего, кроме меня», — прошептал барон, заканчивая создавать ментальную защиту. Сейчас его собственное Эго подавляло пассивное влияние разлитой вокруг чуждой ему Воли.
Ланн продолжил путь, до прихода ночи ему хотелось найти подходящее место для лагеря. Наступление вечера юноша застал, забравшись на одно из деревьев, места для ночлега лучше найти не удалось, к тому же за ним увязалась небольшая стая волков. Обычно хищные звери чувствовали опасность от носителей Воли и избегали их, но местные твари действовали более нагло. Даже сейчас они быстрыми тенями ощущались на границе восприятия, ожидая проявлений слабости.
За три года жизни в столице барон привык к мягким простыням и удобной кровати и потому невесело рассмеялся, пытаясь устроиться на раскидистой ветви незнакомого дерева. Она была достаточно прочна и широка, чтобы удержать его вес, но плохо подходила для того, чтобы заснуть. Ночь предстояла длинная. В очередной раз Ланн проклял тот день, когда встретился с королевой. Останься он с графиней, продолжил бы наслаждаться спокойной, успевшей ему осточертеть жизнью...
Ближе к полуночи задремавший парень проснулся от странных звуков: откуда-то издалека размеренно и глухо раздавались удары, похожие на биение гигантского сердца. Прислушиваясь, барон заметил, что даже волки перестали выть, а звуки леса вокруг будто замерли. С каждым ударом Ланн ощущал, как его ментальная защита слабеет и рушится, в них чувствовалась дикая, необузданная страсть. Возникло желание скинуть неудобную человеческую одежду, бросить мерзкие железки и бежать к источнику звуков, чтобы искать добычу, рвать её зубами и когтями, чувствуя сладкую кровь на губах, — доказательство того, что он оказался сильнее и будет жить.
Барон скрипнул зубами, хрипло зарычал. Такого давления на собственное Эго он не ощущал уже давно. Из глубины сердца поднималась злоба, он ненавидел этот звук, чем бы он ни был. Он не станет подчиняться — решение само всплыло в сознании. Но всё, что Ланн мог, — это хрипло рычать от бессильной злости и держаться за ускользающую человечность, борясь с древней, как мир, Волей, пока стук внезапно не прекратился и на лес не опустилась тишина.
Промокший от холодного пота парень едва не рухнул с дерева, вжавшись в ветвь руками и ногами, он хрипло дышал. А потом начал смеяться. Злой смех, похожий на карканье, раздавался по лесу. Ланн знал, что будет делать. Он победит. Он пройдёт этот чёртов лес, чего бы ему это ни стоило. Он принял этот вызов, теперь у него была яркая цель — выжить и остаться собой.
Интерлюдия 2
Мне тогда было двенадцать, со смерти матери прошло почти шесть лет. Мама умерла через полгода после моего дня рождения, рожая мою младшую сестру, Сэру. С тех пор отец изменился. Закрывшись в себе и собственном горе, он предоставил заботу о сестре её кормилице, а всё своё внимание сосредоточил только на мне. День за днём он вдалбливал в меня понятия чести, рыцарства и долга, заставлял тренироваться до седьмого пота и стирать ладони в кровь, обучаясь владению мечом. Напиваясь вечерами, он звал меня к себе и рассказывал о своём прошлом, о тех временах, когда он был простым рыцарем и сражался под знаменем короля, заслужив в итоге титул барона. Ему было плевать, кто я, он хотел, чтобы я стал таким же как он. Я тогда всё ещё уважал его, но уже начинал ненавидеть.
…Быстрый, хлёсткий удар сбил меня с ног, прокатившись по полу, я врезался спиной в стену и застонал, чувствуя вкус собственной крови.
— ЧТО ТЫ СКАЗАЛ?!! — зарычал отец, нависая надо мной. Его лицо скривилось от злости, а глаза пылали. Подойдя ко мне и нависнув, словно скала, он тихо, но очень угрожающе повторил:
— Я спросил тебя. Что. Ты. Сказал?!