Ланн задумался. Чувство самосохранения в нём боролось с желанием довести дело до конца, отомстить Сердцу Чащи, а кроме того, впечатлить эту женщину. Ведьма завораживала его, вызывала те чувства, что он прежде не испытывал ни к одной из своих любовниц. Оттого становилась гораздо более ценной добычей. Приняв решение, барон твёрдо взглянул в изумрудные глаза девушки напротив.

— К этой мерзости в Чаще у меня личное. Я ненавижу, когда меня пытаются изменить против моей воли. А кроме того, Зеленоглазка, я не хочу, чтобы ты состарилась, пытаясь добраться до этого артефакта. Он ведь для тебя важен? Так что я тебе помогу. Но с одним условием.

— Да? И каким же? Мальчик, хорошенько подумай над тем, что ты скажешь дальше. Ставки очень высоки, я ведь могу это твоё условие и принять…

Нехорошо усмехнувшись, ведьма наклонилась вперёд, так что её полные груди упёрлись в стол. Ланн сглотнул, пытаясь поднять от них взгляд, и наткнулся на её ехидную ухмылку.

— Прежде чем мы пойдем к Сердцу Леса, ты назовёшь мне своё имя, а я тебе назову своё. Если я собираюсь ставить свою жизнь на кон ради того, чтобы тебе помочь, я хочу, чтобы мы были товарищами по оружию, а не случайными незнакомцами, Зеленоглазка.

Ухмылка ведьмы стала ещё более нехорошей. Прищурившись, она медленно ответила, как будто чеканя каждое слово.

— Белый, ты сам себя закапываешь всё глубже и глубже. Что ты будешь делать с моим именем? Ты ничего не сможешь от него получить. А вот я, узнав твоё, стану способна на многое…

— Прекрати играть в злодейку, тебе это не идёт. Это вопрос доверия, Зеленоглазка. Признайся, ты ведь тоже боишься. Вот и мне страшно. Доверять кому-то всегда страшно. Ты права, я понятия не имею, кто ты такая и на что способна. Но если уж наши жизни связаны, пусть и ненадолго, я хочу тебе доверять. И хочу, чтобы ты доверяла мне.

Изумрудные глаза напротив на мгновение расширились в удивлении. А потом, откинувшись назад, девушка захохотала. Она смеялась снова и снова, но в этом смехе было столько боли и одиночества, что сердце юноши застыло в груди. Ланн нахмурился, он уже понимал, что она откажется. Наконец отсмеявшись, ведьма вновь посмотрела на него и смахнула с уголка глаз слезу.

— Я согласна, Белый. Что ж, ты ведёшь в этом танце, тебе и начинать.

— Барон Ланнард Грейсер, повеса, неудачник и убийца. К вашим услугам, миледи! — скривившись от боли в боку, Ланн поднялся на ноги и отвесил хозяйке дома неуклюжий поклон, затем подняв на неё глаза. Когда ведьма заговорила, дыхание парня замерло от мощи её слов. Образ девушки, который он видел, на мгновение заколебался и обнажил её настоящую.

Каштановые волосы изменились, как будто наливаясь с каждым её словом пламенем, меняя свой цвет на огненно красный, черты лица исказились, она и до того была прекрасна, а сейчас её красота почти вызывала боль своей идеальностью. И лишь глаза, изумрудный блеск которых так манил барона, остался тем же.

— Моё имя Ульма Кроу. Я Хранительница Второй Сломанной Печати, королева забытого Харграна и всех его проклятых душ. Я принимаю твоё внешнее имя, барон, и дарую тебе своё.

Ланн был ошеломлён открывшимся ему зрелищем. Это имя и титулы ничего ему не говорили, он даже не слышал о ней. Но чувствовал, сколько потаённой боли было в каждом её слове. Увидев его колебания и приняв их за страх, девушка грустно усмехнулась. Барон наконец-то судорожно выдохнул запертый в груди воздух и уселся на скамейку напротив неё.

— Ну имя как имя, бывают и хуже. У меня вон знакомую крестьянку Баловкой назвали, баловалась с ней вся деревня. И кстати… Такой ты мне нравишься ещё больше! — засмеявшись собственной шутке, Ланн поймал немного обиженный взгляд девушки и, замявшись, почесал затылок, решив сменить тему. — Да-да, не самая удачная шутка. Извини. Если честно, мне это все ни о чём не говорит. Так что лучше расскажи, начерта тебе этот артефакт сдался.

Покачав головой девушка ответила:

— Мне он нужен для моих целей. Объяснять которые… Это сложно, Белый. И слишком долго. Как ты сказал, жизнь связала нас ненадолго, после того как я с твоей помощью получу артефакт, каждый из нас отправится своей дорогой. Так что вместо лишнего любопытства лучше набей свой рот этими чудесными пирожками и жуй. Поверь, чем меньше ты будешь знать обо мне, тем лучше для тебя.

Закончив с едой и попрощавшись с хозяйкой дома, Ланн вернулся в комнату и, лёжа на кровати, закрыл обеими ладонями лицо, на котором застыла кривая ухмылка, его буквально распирало от ощущения тревоги и злости на себя. «Чёрт, я настолько вжился в роль искреннего парня, что почти на самом деле начал ей сопереживать и чуть не упустил контроль над ситуацией. Не теряй головы от этих глаз, придурок. Ты ещё в детстве выучил, что все женщины — это шлюхи, которым можно верить лишь тогда, когда они ложатся под тебя. И только в этом случае ты от них получишь всё, что пожелаешь. Все они либо хищницы, либо жертвы. От королевы до крестьянки. Даже эта ведьма. Не забывай», — думал юный барон, постепенно проваливаясь в сон.

Интерлюдия 3

В мою шестнадцатую весну родовое поместье уже слабо напоминало то, каким оно было десять лет назад. Отец давно разогнал большую часть слуг, сад пришёл в запустение без садовника, а большую часть вопросов по управлению поместьем мне пришлось взять на себя. Малютка Сэра, которой тогда едва-едва исполнилось десять лет, вовсю пыталась мне помогать где только можно. А отец… Отец полностью забросил всё и предавался лишь разврату с многочисленными женщинами, которых он иной раз по настроению голыми выкидывал на улицу, да бездумному пьянству, от которого порой доходил до ручки: начинал громить мебель и в пьяном угаре выкрикивал проклятья нашей почившей матери.

В эти моменты мы с Сэрой старались держаться от него подальше, так как при виде сестры, так похожей на умершую мать, отец терял последние остатки разума. В то время я был малолетним дуралеем, всё ещё мечтающим о странствиях. Но с каждым прожитым днём эти мечты становились всё дальше и дальше, скрываясь за серыми буднями. Единственным светлым пятном, помимо сестры, в этой туманной дымке стала моя подруга с забавным именем Баловка. Обычная девчонка из крестьянской семьи, живущей на наших родовых землях, была старше меня на два года. Взбалмошная и непоседливая, она была главной заводилой во всех играх нашего детства. У других окрестных детей из крестьянских семей ко мне всегда было особое отношение. Они меня побаивались и считали белой вороной, так что Бала стала моим окном в мир детских игр. Но это было в прошлом.

Последний год я был тайно в неё влюблен. Эти чувства, такие острые и необычные, в том юном возрасте сводили меня с ума. Порой я подолгу рассматривал её издалека, любуясь изгибами её тела и приятными выпуклостями там, где они были нужны. Это меня смущало, и я не находил в себе сил признаться ей в своих чувствах.

Некоторое время я вкладывал эту буйную энергию юности в свои каждодневные тренировки, которые я не забросил, несмотря на то, что отец давно перестал обращать внимание на что-либо, кроме женщин и выпивки. Раз за разом, порой до исступления, я тренировал взмахи тренировочным мечом, каждый удар усиливая Волей. Пока одежда полностью не становилась мокрой от пота, а я не замечал что давным-давно стемнело. Так продолжалось долгое время, до тех пор как я, находясь в полной растерянности, не принял роковое решение спросить совета у отца.