— Считаешь, что любовь происходит из Эго?

— Она всегда заставляет выбирать что-то одно, самое важное, так что да. Выбрав тебя, я отказалась от всех мужчин этого мира.

— Жалеешь?

— Ну уж нет. Тут моё Эго и мой Ид наконец-то солидарны. Я люблю тебя и хочу быть с тобой, в процессе получая невероятное наслаждение.

Айр опустился на кровать и осторожно обнял раненую девушку, напряжение дня уже начало его отпускать, когда Лана тихо сказала:

— Айр, эта тварь меня чувствует. Как и я его.

— Ты об их Повелителе?

— Да. Он сгусток тьмы на границе Чащи. Но я чувствую в ней что-то знакомое. Хотя, наверное, не совсем я, а моё сердце. Раньше это накатывало только во сне. Но сейчас я не сплю и ощущаю его. Как застарелую рану, полную гноя и ненависти. Нам нужно убить его. Если мы этого не сделаем, замок падёт до прихода Хардебальда.

— И как ты предлагаешь это сделать? Взяться за руки, пройти через всех Свежевателей и зарезать их вождя, как свинью?

— Ты знаешь как. Старик тебе показывал секретный туннель в старое русло, ведущий из подвала, верно?

— Ты знаешь о нем?

— Хардебальд — боевой товарищ Байрна Грейсера и мой наречённый отец. И я уже бывала… Ланн бывал тут в детстве. Я не зову тебя бросить всё и бежать, знаю, ты всё равно не согласишься. Иначе ты бы потерял часть себя, свою Волю рыцаря. Но мы должны что-то сделать.

— Я поговорю завтра об этом с бароном. Но ты не идёшь, — категорично заявил сотник, на что Лана зашипела, как рассерженная кошка.

— С чего это? Хватит меня опекать! Я не так сильно ранена и могу сражаться!

— Дело не в этом. Ты сказала, что его чувствуешь. А значит, он чувствует тебя. Ты нам накроешь тазом весь эффект внезапности своим присутствием.

— И что? Ты собираешься зарубить эту тварь в одиночку? Три года назад…

— Три года назад я был юнцом. Кроме того, я не пойду один, отберу пару десятков лучших бойцов, если барон позволит. А ты останешься здесь и будешь защищать это место до моего возвращения.

— Это плохой план Айр.

— Нет, это единственный план, предполагающий наше выживание. Эти новые рукастые твари слишком меняют картину штурма, что мы нарисовали. А убийство их вожака даст нам время.

— Два-три дня… Как ты собираешься возвращаться?

— Мы отступим в Чащу, раз там теперь безопасно. Перегрупируемся и прорвёмся назад к туннелю. Я не собираюсь там героически сдохнуть, обещаю.

Тем же вечером, после того как Гофард отбил очередную атаку мутантов, Айр и Лана пришли к нему в покои на совет. В комнате, кроме барона, находились Джайл Нихбен, докладывавший о понесённых дневных потерях, и усталый Рейн, не озаботившийся даже снять залитые кровью доспехи. Рыжий смолил трубку, глядя вниз на орды неприятелей из окна. Айр изложил свой план, и Гофард некоторое время молчал, словно к чему-то прислушиваясь. После чего с видимой досадой произнес

— Значит, сотник, вы хотите, чтобы я отпустил с вами на выполнение этого очевидно самоубийственного задания двадцать своих лучших бойцов? И ослабил и без того обескровленный гарнизон крепости?

— Барон, уничтожение Повелителя даст нам шансы продержаться…

— Подождите, сэр Лотеринг. Я не договорил. Я и сам рассматривал такой вариант, сразу после того как вы рассказали о прошлой осаде. И отбросил его, так как без точной информации о местоположении цели он был неосуществим. Леди Лана, насколько точно вы сможете указать расположение этой твари?

Лана задумалась. Прикосновения этой чуждой наполненной ненавистью Воли были ей омерзительны, как тысячи пауков, ползающих по телу. Скривившись, она ответила барону:

— Если сконцентрируюсь и отвечу на его Зов, то довольно точно. Скорее всего. Я не пробовала. Но могу попытаться.

— Это представляет для вас угрозу, госпожа колдунья? — устало усмехнулся барон. За прошедшую неделю он видел в сотню раз больше смертей, чем за всю жизнь до этого. Его чёрные волосы были взлохмачены, а чопорный внешний вид порядком потрёпан.

— Скажу честно, я не знаю. Так что ответьте вы мне, барон, а у нас есть выбор?

Наступило молчание. Гофард сосредоточенно перебирал варианты. Наконец он заговорил:

— Совсем недавно я получил сокола от Хардебальда. Дожди размыли дороги в Западных Баронствах, так что из-за обозов с припасами войска задерживаются.

После этих слов в комнате повисло молчание, даже Рейн, молчаливо куривший у окна повернулся к черноволосому.

— Сколько? — наконец совершенно глухо спросил Айр.

— Еще двё недели, это минимум.

Рейн невесело рассмеялся:

— Лифект, это… Как бы выразиться поточнее…

— Никак. Лучше не выражайся, Рейн, в комнате дамы.

— Эта дама при мне в одиночку зарезала тварь размером со всех присутствующих. Эй, сотник, признавайся, как ты умудрился объездить такую кобылку?

Айр раздражённо скривился, а Лана зарычала:

— Я сейчас тебе сама съезжу!

Барон негромко ударил по столу и приказал:

— Прекратить. Леди Лана, приступайте к поиску цели. Сэр Айр, от вас я хочу знать список людей на задание и количество необходимых припасов. Нихбен, проверь, кто из сотни королевской гвардии ещё на ногах и не ранен. Рейн… Просто стой. И молчи.

Лана присела в кресло и закрыла глаза. Постепенно все ощущения отдалялись, когда она погружалась вглубь себя. К щемящему ощущению чужого, мучительного внимания. Прорвавшись сквозь серый туман марева, которым её собственный разум отгородился от этой тьмы, она потянулась к ней. Злое ликование узнавания было ей ответом и она содрогнулась от отвращения. Липкая чёрная грязь, казалось, проникала ей в душу, пыталась подчинить своей воле. Захлёбываясь, Лана в панике ударила по ней собственной Волей, на миг в её разуме возник чёткий образ, а потом чёрный и фиолетовый, столкнувшись, объединились в целое, и морок её подсознания обрёл реальность.

Огромное, абсолютно пустынное, мёртвое поле из красного песка и такого же алого неба, что, казалось, менялись местами, от края до края заполненное столь разными и столь одинаковыми соляными столпами в виде чудовищ. Бессмертные и забытые, не способные умереть по-настоящему, они медленно рассыпаются под потоками времени. Сердце в её груди перестало стучать, сжавшись от мучительного ужаса пережитого. Рядом с ней стояла женщина с каштановыми волосами и пустыми глазами. Её руки сжимали чёрный матовый клинок. Голосом пустым и лишённым даже признака чувств и эмоций, чуждостью прожигающим льдом её грудь, но столь похожим на собственный, та произнесла: